Неточные совпадения
Привалов думал о том, что как хорошо было бы, если бы дождевая тучка прокатилась
над пашнями гарчиковских мужиков; всходы нуждались в дожде, и поп Савел служил уж два молебна; даже
поднимали иконы на
поля.
Еще в Житомире, когда я был во втором классе, был у нас учитель рисования, старый поляк Собкевич. Говорил он всегда по — польски или по — украински, фанатически любил свой предмет и считал его первой основой образования. Однажды, рассердившись за что-то на весь класс, он схватил с кафедры свой портфель,
поднял его высоко
над головой и изо всей силы швырнул на
пол. С сверкающими глазами, с гривой седых волос
над головой, весь охваченный гневом, он был похож на Моисея, разбивающего скрижали.
Но при этом казалось, что слепой придавал еще какие-то особенные свойства каждому звуку: когда из-под его руки вылетала веселая и яркая нота высокого регистра, он
подымал оживленное лицо, будто провожая кверху эту звонкую летучую ноту. Наоборот, при густом, чуть слышном и глухом дрожании баса он наклонял ухо; ему казалось, что этот тяжелый тон должен непременно низко раскатиться
над землею, рассыпаясь по
полу и теряясь в дальних углах.
И
поднял длинную руку
над своей головой, а потом опустил ее на аршин от
пола и сказал...
Концерт
над стеклянными водами и рощами и парком уже шел к концу, как вдруг произошло нечто, которое прервало его раньше времени. Именно, в Концовке собаки, которым по времени уже следовало бы спать,
подняли вдруг невыносимый лай, который постепенно перешел в общий мучительнейший вой. Вой, разрастаясь, полетел по
полям, и вою вдруг ответил трескучий в миллион голосов концерт лягушек на прудах. Все это было так жутко, что показалось даже на мгновенье, будто померкла таинственная колдовская ночь.
Но за первым же поцелуем его кто-то ударил палкою по голове. Все оглянулись. На
полу, возле Григория, стояла маленькая Маша,
поднявши высоко
над своей головенкой отцовскую палку, и готовилась ударить ею второй раз молодого. Личико ребенка выражало сильное негодование.
Подняв с
пола раздавленную шляпку, Пашута надела её на встрёпанную голову, но, посмотрев в зеркало
над диваном, сказала...
Итак, охотник выходит в
поле, имея в вачике непременно вабило; собака приискивает перепелку, останавливается
над ней, охотник подходит как ближе,
поднимает ястреба на руке как выше, кричит пиль, собака кидается к перепелке, она взлетает, ястреб бросается, догоняет, схватывает на воздухе и опускается с ней на землю.
«И сию мою родительскую волю, — гласила она, — дочерям моим исполнять и наблюдать свято и нерушимо, яко заповедь; ибо я после бога им отец и глава, и никому отчета давать не обязан и не давал; и будут они волю мою исполнять, то будет с ними мое родительское благословение, а не будут волю мою исполнять, чего боже оборони, то постигнет их моя родительская неключимая клятва, ныне и во веки веков, аминь!» Харлов
поднял лист высоко
над головою, Анна тотчас проворно опустилась на колени и стукнула о
пол лбом; за ней кувыркнулся и муж ее.
Погас пожар, стало тихо и темно, но во тьме ещё сверкают языки огня, — точно ребёнок, устав плакать, тихо всхлипывает. Ночь была облачная, блестела река, как нож кривой, среди
поля потерянный, и хотелось мне
поднять тот нож, размахнуться им, чтобы свистнуло
над землёй.
Они оба начали злиться и взвизгивать — но тут неслышно явилась Паша, сунула в дверь руку с зажженной лампой, — Четыхер принял лампу,
поднял ее
над головой и осветил поочередно Бурмистрова на постели, с прижатыми к груди руками и встрепанной головой, изломанное тело Симы на
полу, а около печи Артюшку. Он стоял, положив ладони на дуло ружья, и лицо его улыбалось кривой бессменной улыбкой.
Лука Кирилов сейчас к деду Марою и говорит: так и так, вот что моя баба видела и что у нас сделалось, поди посмотри. Марой пришел и стал на коленях перед лежащим на
полу ангелом и долго стоял
над ним недвижимо, как измрамран нагробник, а потом,
подняв руку, почесал остриженное гуменцо на маковке и тихо молвил...
Сторожка лесника, как успел заметить Николай Николаевич, была поставлена на сваях, так что между ее
полом и землею оставалось свободное пространство, аршина в два высотою. Раскосая, крутая лестница вела на крыльцо, Степан светил,
подняв фонарь
над головой, и, проходя мимо него, студент заметил, что лесник весь дрожит мелкой, ознобной дрожью, ежась в своем сером форменном кафтане и пряча голову в плечи.
— Микитушка! — радостно вскликнула Татьяна Андревна. — Родной ты мой!.. Да как же ты вырос, голубчик, каким молодцом стал!.. Я ведь тебя еще махоньким видала, вот этаким, — прибавила она,
подняв руку
над полом не больше аршина. — Ни за что бы не узнать!.. Ах ты, Микитушка, Микитушка!
Так, знаешь: «а-а-а-а!» — как будто она хочет кого-то удержать
над самою пропастью, и вдруг… смотрю, уж свечи на
полу, и, когда я нагнулась, чтобы
поднять их, потому что она не обращала на них внимания, кажется, я слышала слово…
Вдруг наверху,
над потолком, раздался глухой стук, как от падения человеческого тела. Потом застучали ноги об
пол, и упало еще что-то тяжелое. Катя быстро
подняла голову и нервно вскрикнула...
И он стал скоро и порывисто снимать с себя все, до носков на ногах, и, положив вещи на
полу перед управляющим,
поднял над головою руки и сказал...
Она пересела еще раз, и еще; потом прилегла впоперек кровати и снова привстала и, улыбнувшись на две лежащие на
полу подушки, вспрыгнула и тихо в ту же минуту насупила брови. На верхней подушке, по самой середине была небольшая ложбинка, как будто бы здесь кто лежал головою. В самом верху
над этой запавшей ложбинкой, в том месте, где на мертвецком венце нарисован спаситель, сидел серый ночной мотылек. Он сидел, высоко приподнявшись на тоненьких ножках, и то
поднимал, то опускал свои крылышки.